Евгений Дворжецкий. Жизнь и творчествоЕвгений Дворжецкий. Жизнь и творчество
За кулисами. Все о театреСквозь объектив. КиноНа экране. ТелевидениеБез грима. Дом, семья, друзьяРодительский дом. Родители, брат, книга В.Я. ДворжецкогоВ начало

В. Я. Дворжецкий. "Пути больших этапов"



V. Побег

1931 год. Лагерь большой. Много бараков, много печей - нужны дрова, много дров. Вокруг лес. Дремучий, непроходимый. Туда отправляли людей для заготовки дров. Нужно выбирать сухостой, разделывать на метровые бревна, складывать в штабеля, ветки сжигать на кострах. Далеко вокруг по лесу разбросаны штабеля дров. Заготовщики после работы привозили дрова в лагерь. Изредка посылали еще группы с дровнями - санями без лошадей. Человек тридцать, четверо саней и четыре конвоира, как правило. Километрах в десяти от лагеря находили штабеля, загружали сани, везли дрова в лагерь. Тащить груженые сани нелегко, для этого подбирали людей здоровых, сильных, молодых.

Лагерь есть лагерь! Что тюрьма, что клетка - одно. Неволя. Тяжелая работа, плохая пища, худая одежда - это все привычно в нашей "веселой" жизни и на свободе, но неволя, тюрьма - к этому привыкнуть нельзя! Можно приспособиться, притерпеться, но смириться? Никогда! Преодолевать нужно свое положение и состояние. По-разному можно пытаться преодолевать: работа, дело, как ни странно (если попробовать увлечься делом), помогает, надежда на скорое освобождение, вера в правоту свою, вера в идеалы, вера в Бога. Стремление сохранить себя для жизни - это внимание к здоровью, гигиена, гимнастика и, наконец, постоянное и непрерывное обдумывание и планирование побега.

Не дай бог впасть в состояние безнадежности: "Все равно гибель... каторга... отсюда не выйти... все пропало... бесполезно сопротивляться... ничего уже не поможет... конец". И, действительно, наступает конец. Человек не умывается, не раздевается, вши его заедают, он избегает работы, чахнет от тоски, ничему не сопротивляется, тихо гибнет, превращается в доходягу. Это, к сожалению, судьба и участь большинства интеллигенции. Можно себе представить профессора, ученого: грязного, обросшего, опустившегося до предела, в лаптях и рваной телогрейке, подвязанной обрывком веревки, профессора, бывшего ректора столичного университета, роющегося в дерьме в поисках съедобного зернышка пшеницы!.. Страшно!

58-я статья, 10 лет - "враг народа"... Такие быстро теряли надежду и никогда не подумывали о побеге. "Побег? Как? Куда?" Выпусти такого за зону - иди, мол, куда хочешь! - вернется обратно и погибнет. И гибли. К тяжелому физическому труду неприспособленные, слабые здоровьем, легко ранимые духовно, в жутких лагерных условиях гибли лучшие умы и таланты русской интеллигенции. Невосполнимая утрата.

После обеда опять отправили бригаду в лес за дровами. Третий раз почти те же тридцать человек (везде штамп), тоже четверо саней. День хороший, солнце. Скоро кончится зима. Запах свежей хвои, дым от костров (конвойные греются). Грузят мужики дрова. Штабель от штабеля далеко, выбирают бревна получше, носят с разных сторон, к разным саням. А эти вот, свои ребята, два раза были тут вместе... Можно!

- Братва! Завалите меня в штабель. Останусь. Завалили. А там носят бревна, грузят, увязывают. Пора возвращаться...

- Становись! - считают конвойные... пересчитывают вроде не хватает одного... (О том, что один остался, знают только трое, они никому не скажут, боятся: виноваты.)

Опять пересчитывают. Одного не хватает!

- Ложись!

Все упали в снег. Двое конвойных остаются с винтовками наготове, а двое пошли искать. Где искать? Штабелей много, вокруг лес густой. Ушел ли, здесь ли спрятался? А уже начинает смеркаться, до лагеря идти более двух часов. И так уже завозились, как бы в потемках остальные не разбежались.

Выстрелы! Это в воздух. Чтобы в лагере услышали (может, пришлют кого).

- Становись! Пошли! - По сторонам конвой и сзади двое, все с винтовками наготове. Пошли медленно...

А "заваленный" все слышит, все чувствует. Лежит на ветках, на снегу, поленницей дров прикрытый, продрогший, промерзший, весь в поту - вот-вот обнаружат! Уже и не думается, какие там последствия... "Тише! Тише, сердце, не выдавай своим стуком!"... Стороной прогромыхали... ушли. А может, остался кто и ждет? Сторожит? Не двигаться! Ждать. Слушать. Тишина. Сердце стучит. И вдруг совсем дикое ощущение: дальше-то что? Куда?

Когда шли в лес, еще в первый раз, видел дорогу, потом говорили, что деревня близко. И второй раз оглядывался, уточнял (ведь задумал давно). И сегодня, когда шли, думал, куда следует уходить. Темнеет уже. Дорога где-то рядом. Нельзя по дороге двигаться: может быть погоня. Но пока там разберутся - кто? Список на вахте, но кого именно нет? А может, на выстрелы придут искать? Надо уходить поскорее.

Спина застыла, ноги затекли, онемели... Повернуться набок. А что если бревна не расшевелятся? Похолодел весь... Ну! Еще! Еще сильней и без шума... Подаются, с боку свалились! Руку продвинул, поддел плечом... за шапкой наклонился... выглянул, вылез! Уже усталый потный... уже дышать тяжело! А надо идти. Быстрее. Вот она, дорога!

Совсем темно. Лагерь позади. Пошел! Вперед Свобода. Жизнь! Остановился, послушал тишину... Дальше... Спиной чувствуешь направление.

Быстрей, быстрей! Кажется - мчишься, а - ползешь! Сил нет, вязнешь в снегу. Пни, валежник кусты. Лишь бы не сбиться, не свернуть с пути... А куда путь? Есть ли там та деревня? Далеко ли? Снег Стволы, стволы.

Вроде светлее стало. От неба. От темного неба Звезды... вот одна справа, большая... А времени сколько ушло? Шел, падал, вставал, шел. Ничего не чувствовал, какое-то железное отупение... надо вперед, надо идти! Отдыхать нельзя, замерзнешь, а сил нет. Надо спасаться, надо идти...

Выбрался на поляну. Огонек впереди... может, показалось?

У плетня, у самой избы лежачего облаивали собаки. Долго никто не выходил. Очнулся в избе на лавке. Щами пахнет. Баба онучи разматывает, ботинок с левой ноги стаскивает. Больно - значит, ноги целы. Запри-читала: "Ой, сыночек!" Воды горячей в бадейку налила, ноги в бадейку... "А ну-ка, поднимайся, горе горемычное". Ребята малые стоят, глазеют... Раздела, молоком горячим напоила, на печь уложила, полушубком прикрыла. "Спасибо, матушка..." А баба плачет: "Спи. Господи".

Сон... какой-то хороший, светлый...

Проснулся от удара прикладом!..

Потом в штраф-изоляторе рассказывали, будто в каждой деревне спецпосты. За выданного беглеца платят: две пачки махорки и пять фунтов муки...

"Спасибо, матушка..."

Назад | Далее

Rambler's Top100 Rambler's Top100